Глава «О методе теории советской архитектуры» из книги Николая Александровича Милютина «Основные вопросы теории советской архитектуры», опубликованная в журнале «Советская архитектура» № 2, 1933 г.

8. архитектура и законы общественного развития
9. идеалистическое и материалистическое миропонимание
10. научный метод исследования законов общественного развития
11. взаимоотношение базиса и надстроек
12. влияние экономики на архитектуру
13. обратное влияние архитектуры на экономику
14. «аполитичность» в архитектуре
15. часть и целое
16. движение, возникновение и исчезновение вещей и их умственных отражений

«Диалектика берёт вещи и их умственные отражения, главным образом, в их взаимной связи в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и в их исчезновении» [Энгельс, Развитие социализма от утопии к науке]

8. архитектура и законы общественного развития

Выше [глава I, тезис 3] уже говорилось, что как наука, так и искусство одинаково возникают и развиваются на основе общественного производства. Из этого следует, что архитектура является общественным явлением. На самом деле, не нужно даже особо глубокого исследования истории архитектуры, чтобы с очевидной ясностью доказать правильность этого положения. Достаточно взглянуть на любое архитектурное сооружение, чтобы даже для самого заядлого индивидуалиста стало очевидным, что оно является продуктом общественного производства, продуктом тысячелетнего опыта человечества. Вне кооперированного труда нет и не может быть архитектурного произведения. Все это приводит нас к тому обязательному выводу, что развитие архитектуры прежде всего подчинено тем законам, которым подчинено развитие общества.

Следовательно, для того чтобы построить теорию архитектуры, чтобы осознать задачи и пути ее развития, нам прежде всего необходимо уяснить себе хотя бы главнейшие законы, которым подчинено развитие человеческого общества.

9. идеалистическое и материалистическое миропонимание

Нельзя говорить о методе исследования законов общественного развития, а следовательно, и о методе теории архитектуры, не ответив на основной вопрос теории познания. Этим, как говорит Энгельс, «великим основным вопросом всякой, а особенно новейшей философии является вопрос от отношении мышления к бытию.., духа к природе... Философы разделились на два больших лагеря, сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и которые, следовательно, так или иначе признавали сотворение мира... составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, принадлежат к различным школам материализма» [Энгельс, Людвиг Фейербах, Соцэкгиз, изд. 2, стр. 44—45].

К этому определению Ленин добавляет, что «всякое иное употребление понятий (философского) идеализма и материализма ведет лишь к путанице» [Ленин, К. Маркс, т. XVIII, стр. 9].

Таким образом, если идеалистическое мировоззрение исходит из того положения, «что первоисходным пунктом берется психическое» [Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, т. XIII, стр. 185—186], которое и является первопричиной исторического движения человека, то материализм, наоборот, утверждает первичность материи, причем философское понятие материи, как говорит Ленин [Ленин, Новейшая революция в естествознании], не означает ничего иного, кроме как объективную реальность, существующую независимо от человеческого сознания и отображаемую им. Если идеалист говорит, что «вещи и их развитие являются осуществившимся воспроизведением уже где-то предмирно существовавшей идеи», то материализм утверждает, что мышление и познание суть продукты человеческого мозга и что «идеальное есть не что иное, как переведенное и переработанное в человеческой голове материальное» [К. Маркс, Послесловие ко второму изданию «Капитала», т. XL, Гиз, 1929]. Что это именно так, а не наоборот, как утверждают идеалисты, видно хотя бы из того, что если мы поставим себе, как говорит Энгельс, вопрос «что такое мышление и познание, откуда они берутся, то мы увидим, что они продукты человеческого мозга и что сам человек — продукт природы, развившийся в известной природной обстановке и вместе с ней» [Энгельс, Анти-Дюринг]. «Всякий знает, что такое человеческое ощущение, но ощущение без человека, до человека — есть вздор, мертвая абстракция, идеалистический выверт» [Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, т. XIII, стр. 185—186]. Нет и не может быть мысли без мозга. Утверждение обратного — «безмозглая философия,— как говорит Ленин,— здоровый человек этой философии всерьез взять не может» [Там же].

Для теории архитектуры это положение имеет прежде всего то огромное значение, что оно требует (и учит нас) видеть и сознательно отражать в архитектурных образах не отвлеченное формотворчество, а конкретное материальное содержание жизни, ее практические задачи, вытекающие из задач социалистического строительства. Это требует в архитектурных формах прошлого уметь находить их содержание, которое всегда представляет собой «переведенное и переработанное» в голове архитектора материальное содержание конкретной эпохи, с ее экономическим и техническим уровнем, производственными отношениями, социальной борьбой, идеологией и пр. Когда К. Маркс говорит, что «пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей — архитекторов, но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку, он уже построил ее в своей голове» [Маркс, Капитал, т. I. «Процесс труда и процесс увеличения стоимости»], то это означает, что архитектор, строя в своей голове ячейку, строит ее не из ничего, а из переведенной и переработанной в его голове объективной действительности, в которой он живет и развивается. Эта объективная действительность есть прежде всего человеческое общество с его технико-экономическим уровнем, производственными отношениями и надстройками.

Непонимание этого и приводит к тому, что целый ряд архитекторов, осваивая архитектурное наследство прошлого, не умеет отличить в нем ценного для социалистического строительства от элементов, находящихся в кричащем противоречии с задачами социалистического строительства, с новым технико-экономическим уровнем, с новыми производственными отношениями СССР и т. п. Эти архитектора, принимая советский социальный заказ, пользуясь для нового архитектурного решения готовыми образцами, без критического освоения и переработки их, сплошь и рядом, сами того не подозревая, создавали в сооружениях советского государства образы, ярко враждебные пролетарской идеологии. Как на при меры, можно указать на случаи проведения в советскую строительную практику архитекторами-функционалистами идей капиталистической рационализации (например возмутительная архитектура жилищного строительства Кузбасса 1931/32 г.) или проведение некоторыми архитекторами-эклектиками религиозно-мистических образов в культурном строительстве (например проект клуба на месте Симонова монастыря арх. Гольца и Парусникова или ряд школьных построек в Закавказьи; первый дан в духе православно-церковного строительства XVI века, а вторые в духе старых магометанских церковных школ). Чтобы избежать этих вопиющих, безобразных ошибок, советский архитектор прежде всего обязан уяснить себе, что архитектура, оторванная от реального материального содержания советской действительности, ее производственных отношений, ее задач, ее идеологии, т. е. архитектура, не воодушевленная великой борьбой пролетариата за уничтожение эксплоатации, архитектура, оторванная от современного технико-экономического уровня, не помогает социалистическому строительству, а наоборот, тормозит его.

Затем, как уже говорилось, советский архитектор должен уяснить себе законы общественного развития, так как эти законы играют решающую роль в архитектуре, которая сама является одной из общественных функций.

10. научный метод исследования законов общественного развития

Действительно научным методом исследования законов общественного развития является марксистский материалистический метод. Лишь следуя этому, чисто научному методу, чуждому всякой мистики, основанному на глубочайшем изучении законов развития природы и общества, мы можем правильно осознать и наметить пути развития советской архитектуры.

Это положение в корне расходится с «теорией» Троцкого. В то время, как Ленин пишет, что «диалектика, по Марксу, есть «наука об общих законах, движения как внешнего мира, так и человеческого мышления» [Ленин, Карл Маркс, т. XVIII, стр. 11], Троцкий утверждает, что «методы марксизма не методы искусства» [Троцкий, Литература и искусство] и что «лишь историю архитектуры можно написать с марксистской точки зрения, ибо история есть наука. Но иное дело — так называемая теория, т. е. практическое руководство». Отсюда он и полагает, что «строить при помощи марксизма теорию архитектуры» все равно, что «думать, что можно, вооружаясь марксистским методом, решить вопрос о наилучшей организации производства на свечном заводе» [Выступление Троцкого на дискуссии на тему об одной военной доктрине. М., изд. PBC, 1922 г., стр. 8, 10 и 12].

Остается лишь удивляться, как этот человек мог считать себя марксистом, когда теория для него не наука, а марксизм — метод лишь для истории, а не программа действия. Наш метод действия — это марксистский метод, метод исторического и диалектического материализма, который одинаково приложим ко всем без исключения явлениям жизни, так как он является единственным действительно научным методом, опирающимся не на мистику или бездоказательные «убеждения» того или иного человека, а на изучение реальной действительности и историю развития человеческого общества со всеми его проявлениями и функциями. Поэтому, прежде чем перейти к рассмотрению отдельных конкретных проблем советской архитектуры, скажем несколько слов о некоторых основных моментах этого метода.

В наиболее сжатой форме основная сущность марксистского метода диалектического материализма выражена Ф. Энгельсом в его работе «Развитие социализма от утопии к науке», где он говорит: «Диалектика берет вещи и их умственные отражения, главным образом, в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и в их исчезновении». Ленин, говоря о марксистском диалектическом методе, указывает что «диалектическим методом — в противоположность метафизическому — Маркс и Энгельс называли не что иное, как научный метод в социологии, состоящий в том, что общество рассматривается; как живой, находящийся в постоянном развитии организм... для изучения которого необходим объективный анализ производственных отношений, образующих данную общественную формацию, исследование законов ее функционирования и развития» [Ленин, Что такое друзья народа, т. I].

11. взаимоотношение базиса и надстроек

Анализируя пути развития человеческого общества, Маркс установил, что «в общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли независящие отношения, — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие определяет их сознание» [Маркс, К критике политической экономии, Партиздат, 1933 г., стр. 42].

По этому же вопросу Ф. Энгельс говорит: «Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди должны есть, пить, иметь жилище и одеваться — прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.; что, следовательно, производство непосредственных материальных средств существования и тем самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образует основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления данных людей и из которой они поэтому должны быть объяснены,— а не наоборот, как это делалось до сих пор» [Энгельс, 14 марта 1883 г., Партиздат, 1933 г., стр. 7].

Но диалектический материализм вместе с тем утверждает, что вещь не существует вне отношений к другой вещи и что существует «взаимозависимость и теснейшая неразрывная связь всех сторон каждого явления (причем история открывает все новые и новые стороны), связь, дающая единый закономерный мировой процесс движения» [Ленин, Карл Маркс, т. XVIII, стр. 12].

Поэтому как базис (основа), так и надстройки находятся в непрерывном движении и, следовательно, непрерывно изменяются. При этом надстройки неизбежно разделяют судьбу базиса. «С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке» [К. Маркс, К критике политической экономии, Партиздат, 1933 г., стр. 43]. Однако диалектический материализм отнюдь не представляет себе отношение между базисом и надстройкой чисто механически, когда базис «воздействует», а надстройки пассивно «подчиняются». Если бы дело обстояло так, то, собственно говоря, нам незачем было бы всерьез заниматься такими «пустяками», как государство, право, наука, искусство. В этом случае, как говорит Энгельс, «применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать самое простое уравнение первой степени» [Энгельс, Письмо к Иосифу Блоку]. Такого рода упрощенство свойственно механистам, которые считают, что единственно правильным методом познания является анализ, т. е. расчленение всех явлений на их составные части. Механисты думают, что достаточно понять эти части, и будет понятно все явление в целом. Целое, по их мнению, может быть полностью сведено к простой сумме его частей. Это учение ничего общего не имеет с диалектическим материализмом. «Материалисты (марксисты) были первыми социалистами, выдвинувшими вопрос о необходимости анализа не одной экономической, а всех сторон общественной жизни» говорит Ленин [Ленин, Что такое друзья народа].

Этот анализ показывает, что в жизни мы имеем не простую сумму явлений, а действие одних явлений на другие, причем в результате этого взаимодействия получается новое, более сложное и притом измененное явление, которое содержит, в себе такие проявления и свойства, которые порознь могут вовсе и не содержаться в тех явлениях, в результате взаимодействия которых выходит данное новое явление. Базис сам находится под непрерывным «воздействием» рожденных им надстроек. Легко проследить, что в жизни мы постоянно имеем обратное, и притом далеко не механическое действие надстроек на базис. Надстройки то содействуют развитию общества, то, наоборот, тормозят это развитие. Так, например, у нас в СССР государство является мощным рычагом развития производительных сил и перестройки производственных отношений, а в капиталистических странах — как раз наоборот.

Это взаимоотношение базиса и надстроек прекрасно выражено Энгельсом в письме к Иосифу Блоку, где он говорит: «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счёте является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего не утверждали. Если кто-нибудь это положение извратит в том смысле, что будто экономический момент является единственным определяющим моментом, тогда утверждение это превращается в ничто не говорящую, абстрактную бессмысленную фразу.

Экономическое положение — это основа, но на ход исторической борьбы оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки... Тут имеется налицо взаимодействие всех этих моментов, в котором, в конце концов, экономическое движение как необходимое прокладывает себе дорогу...

Даже традиции, живущие в головах людей, играют известную роль, хотя и не решающую... Таким образом, имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит один общий результат — историческое событие».

Это блестящее, исключительно ясное изложение сущности основного закона развития общества является ключом к пониманию всех процессов, наблюдаемых нами в природе и обществе, любой из научных дисциплин, любой из отраслей искусства.

12. влияние экономики на архитектуру

Правильность этого положения легко проследить на архитектуре, которая непосредственнее, чем какая-нибудь иная отрасль искусства, связана с экономикой и техникой. Любая архитектурная конструкция есть продукт общественного производства, любое архитектурное сооружение является продуктом конкретных общественных отношений. Даже такие «идеалистические» сооружения, как церкви, возможны лишь при определенном уровне производства и определенных социальных отношениях.

Отсюда первым важнейшим для нас выводом будет то положение, что всякие попытки утверждения в архитектуре каких-либо «вечных», застывших форм, приемов и т.д. являются делом явно безнадежным и реакционным [2 + 2 = 4. Это истина. Однако эта истина не неподвижна, а действенна: она рождает (развивается в) понятие об умножении (2 x 2 = 4), о вычитании (4 — 2 = 2 ), о делении (4 : 2 =  2). Отсюда в свою очередь понятие о степени (22 = 4), о корне, о логарифмах, прогрессиях и т. д.].

Развитие производительных сил и вызываемое этим развитием изменение производственных отношений неизбежно вызывает глубокие изменения в науке и искусстве.

Когда производительные силы не могут дальше развиваться, будучи скованы изжившими себя производственными отношениями (как это мы и наблюдаем и сейчас в капиталистическом мире), развитие науки и искусства тормозится, деградирует. Правда, процесс такой деградации чрезвычайно сложен и неравномерен. В отдельные моменты истории мы видим даже как бы несоответствие развития искусства общему развитию данного общества, что определяется и объясняется сложным взаимодействием базиса и отдельных надстроек. Однако общий закон движения общества, согласно которому надстройки более или менее быстро разделяют судьбу базиса, остается и здесь неизменным. Развитие человеческого общества ставит все новые и новые задачи перед художественным творчеством, одновременно раскрывая новые пути и возможности. В сферу эстетического восприятия включаются все новые и новые элементы, а не затухание этого восприятия, как думал Шиллер. Развитие производительных сил при социализме не может не сопровождаться развитием науки и искусства.

Включение новых элементов в эстетику качественно меняет восприятие прекрасного, т. е. создает новую эстетику, новую красоту, а не механическую сумму (старое плюс новое), как думают механисты и эклектики. Сегодняшний рабочий СССР иначе воспринимает весь мир, а следовательно, и мир прекрасного, чем 20 лет назад. Вычурная Византия церковного иконостаса сегодня вызывает диаметрально противоположное чувство тому, которое она вызывала еще вчера у миллионов.

13. обратное влияние архитектуры на экономику

Вторым важнейшим выводом является то, что вместе с тем архитектура (как и всякая иная надстройка) сама является одним из факторов развития производительных сил общества. Каждый новый железнодорожный мост, каждый жилой дом, детские ясли и вообще любое сооружение в свою очередь так или иначе воздействуют на развитие производительных сил, а, следовательно, и на общественные отношения и культурную жизнь общества.

Отсюда следует прежде всего тот вывод, что архитектура, организуя площадь и пространство для обслуживания определенных производственных, культурно-бытовых и т. п. функций человеческого общества, создавая конкретные художественные образы и представления, вызывая определенные эмоции (чувства, мысли и т. п.), тем самым определенным образом влияет на организацию и развитие производственных и культурно-бытовых процессов.

14. «аполитичность» в архитектуре

Отсюда в свою очередь следует третий важнейший для нас вывод, что всякая аполитичность в архитектуре является объективно реакционной. Правда, этот вывод коренным образом расходится с «теорией» Троцкого, который полагает, что «потребность в искусстве создается не экономическими условиями», потому «пути свои искусство должно проделать на собственных ногах» [Троцкий, Литература и искусство, 1922 г.]. Утверждение Троцкого о «собственных ногах» искусства уводит его от политики. «Склонность к искусству для искусства возникает там, где существует разлад между художниками и окружающей их общественной средой», говорит Плеханов [Плеханов, Искусство и общественная жизнь]. Это означает, что в советских условиях аполитичным может быть только тот художник, который находится в «разладе» с советской действительностью, т. е. по существу враждебен ей. Аполитизм означает тоже политику, по только политику, враждебную пролетариату.

Троцкий утверждает, что «никто не ставит и не собирается ставить поэтам тематических заданий. Благоволите писать о чем вздумается» [Троцкий, Формальная школа поэзии и марксизма]. Для архитектора это означало бы: благоволи строить, что и как вздумается! Как от советского художника, так и от советского архитектора мы требуем совершенно конкретной продукции, такой, которая служила бы целям социалистического строительства, а не его врагам.

15. часть и целое

Четвертым важнейшим выводом будет то, что «диалектика, как живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание, с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности» (Ленин) не допускает никакого упрощенчества как в постановке задания, так и в решении его. Добиваясь возможно простейших решений, архитектор не имеет права игнорировать (не дать ответа на) какие бы то ни было имеющие для данного случая практическое значение условия и факты. Правильное решение архитектурной задачи — это прежде всего такое ее простейшее решение как в целом, так и в ее отдельных частях, когда полностью уяснены и соблюдены все требования, предъявленные к данному объекту строительства, без игнорирования или отказа от какой-либо части их (функции сооружения, художественная выразительность и эстетические формы, санитарно-гигиенические требования, простейшие и притом реальные конструкции, материал, необходимые прочность и экономичность, климат, почва и т. д. и т. п.).

Поэтому архитектор в своей работе будет постоянно встречать случаи, когда одно требование будет сталкиваться с другими, т. е. будет противоположно ему (например, экономичность и прочность, функциональность и гармонические формы и т. п.). Это столкновение противоположных тенденций и обусловливает развитие архитектуры, так как всякое «развитее есть «борьба» противоположностей» (Ленин) [XII Ленинский сборник, «К вопросу о диалектике», стр. 324]. Диалектика требует, чтобы архитектор в процессе своей работы умел в целом видеть каждую часть и в каждой части целое. «Отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное» (Ленин) [Там же]. Найти единство решения целого во всем многообразии частностей, в их взаимодействии и взаимопроникновении является условием для диалектического решения архитектурной задачи.

16. движение, возникновение и исчезновение вещей и их умственных отражений

Наконец, остановимся еще на одном (пятом) выводе. Выше мы уже указывали, что как базис, так и надстройки непрерывно текут и изменяются. Поэтому диалектика требует рассмотрения всякой вещи, всякого явления, всякой проблемы, всякого задания (как в целом, так и в его отдельных частях) не только в отношении их к другим вещам (явлениям, задачам, проблемам и т. д.), но и в их движении, в их возникновении и в их исчезновении.

Для архитектора это условие имеет огромное значение. Возьмем, например, вопросы долговечности сооружений в целом и каждой их части в отдельности, т. е. сроки физической и моральной амортизации. Эти сроки должны рассматриваться с точки зрения их взаимосоответствия как для всего сооружения в целом, так и каждой его части в отдельности. Вместе с тем эти сроки должны рассматриваться и в движении (развитии, видоизменении) всего общественного строя и бытового уклада, экономики, культуры, жизненного уровня и т. п.

При решении задачи художественной выразительности сооружения архитектор обязан учитывать не только конкретные задачи сегодняшнего дня, но и перспективу того ближайшего будущего, на которое рассчитано данное сооружение. Это прежде всего означает, что наряду с обязательной доступностью и ценностью художественной идеи сооружения для сегодняшнего уровня миллионов (а не только для «верхних десяти тысяч») (Ленин) [Клара Цеткин, Воспоминания], оно должно ответить и тому колоссально растущему уровню человека, который будет завтра. Это значит, что наряду с задачей непосредственной борьбы за разрешение задач сегодняшнего дня советский архитектор должен стремиться видеть свободный, радостный и светлый завтрашний день человека.

Этими перечислениями главнейших выводов для теории архитектуры из применения к ней диалектического метода, эти выводы, конечно, далеко и далеко не исчерпываются. Слишком многогранно и обширно архитектурное творчество. Ведь любая из этих бесконечных граней приобретает в свете диалектического метода совершенно новое, резко отличное от традиционных идеалистических и механистических понятий значение и решение. Все вопросы теории архитектуры приходится ставить «с головы на ноги». Задача настоящей работы будет разрешена, если читающие ее усвоят необходимость коренного пересмотра распространенных сейчас методов в буржуазных теориях архитектуры.