На других участках, в одном из центральных районов (Дзержинском) с уже сложившейся застройкой, задача оказалась сложнее. Участок для школы по Моховой улице, 19 по своей площади не отвечал даже низшему пределу норм проектирования. Его ширина по фронту застройки улицы (длина фасадной линии) равнялась 31—32 м при глубине около 70 м; площадь участка, таким образом, составляла немногим более 0,2 га. Фасадная линия ориентирована на восток, поэтому вследствие ограниченных размеров участка большинство классов пришлось расположить окнами на улицу, даже без отступа от красной линии. Правда, Моховая — улица без сколько-нибудь интенсивного движения городского транспорта. Небольшая длина фасадной линии участка вынуждала расположить здание сплошным фронтом вдоль улицы. Более того, для получения необходимой полезной площади при обязательной высоте здания не выше четырех этажей потребовалось часть здания повернуть под прямым углом к главному корпусу и разместить его вдоль правой боковой границы участка, образовав тем самым небольшой дворовый флигель. Это дало возможность в трех верхних этажах лицевого корпуса расположить по три класса и одному дополнительному помещению, равному по площади двум третям класса, пригодному для размещения (в разных этажах) учительской, библиотеки и других вспомогательных помещений; четыре классных помещения с западной ориентацией предусмотрены в дворовом флигеле. От лучшей для них южной ориентации пришлось отказаться не столько из-за того, что при этом классы получились бы «оборотными», сколько в связи с невозможностью превысить заданный предел кубатуры здания. Правда, только два из них использованы как классы, а остальные два заняты вспомогательными помещениями.

Для лучшего проветривания участка и устройства входа в школу не прямо с уличного, к тому же довольно узкого, тротуара в первом этаже здания сделан широкий проход (проезд), разрезающий его на две части. Левая часть первого этажа, в бо́льшей степени изолированная от классов, использована для размещения в ней квартиры директора и некоторых второстепенных обслуживающих помещений. Правая часть занята вестибюлем и гардеробом учащихся. В первоначальном варианте проекта нами предлагался более экономный по кубатуре прием решения этой части здания. Он заключался в устройстве перепада этажей лицевого и дворового корпусов здания, при котором можно было отказаться от отрезка коридора, параллельного основной лестнице. Однако при утверждении проекта этот вариант не был принят во избежание якобы неудобного для школы расположения части школьных помещений на дополнительных промежуточных уровнях.

Архитектурное решение внешнего облика школы на Моховой улице возникло у нас не сразу. Стремясь выделить здание из жилой застройки и подчеркнуть его общественное назначение, мы вначале решали фасад в монументальных формах с применением большого ордера в виде пилястр, опирающегося на спокойный, рустованный первый этаж. Стилевой характер здания определялся не только нашим желанием органически включить его в застройку улицы, где можно было наряду с произведениями строго русского классицизма конца XVIII — начала XIX вв. найти немало образцов «добропорядочного», сдержанного академического эклектизма и даже современные сооружения.

Наши поиски выразительного архитектурно-художественного образа здания школы, возможно более отвечающего его новому содержанию, основывались на попытках творческой переработки приемов композиции и внешних архитектурных форм классики. Здание должно было строиться из традиционных строительных материалов, что, со своей стороны, исключало применение современных, простых архитектурных форм, основанных на новых конструкциях и материалах, получивших в то время широкое распространение в зарубежной проектно-строительной практике.

Большой ордер мы сразу же отбросили, так как он резко выпадал из общего масштаба архитектуры улицы. После недолгих поисков мы пришли к решению, которое, как нам казалось, удовлетворяло требованиям единого масштаба и тактично подчеркивало общественный характер здания, выделяя его из ряда соседних домов.

На спокойную плоскость основного объема здания мы как бы наложили еще один фасад, имевший чисто декоративное значение, образованный легкой раскреповкой рустованной стены первого этажа, на которую поставлены один на другой три пояса из небольших (по высоте окна) спаренных колонн и завершенных развитым богатым антаблементом. Этот второй фасад, довольно сильного рельефа, подхватывая некоторые горизонтальные членения соседних зданий, создавал тем самым зрительно ощущаемую композиционную связь с ними и в то же время отделялся от них окружавшей его спокойной рамкой плоскости основного объема здания. Конечно, это было чисто формалистическое архитектурное решение, не вытекавшее из внутреннего содержания и конструктивной основы здания. Такие ложные в своей основе композиционные решения были в то время распространенным явлением в проектно-строительной практике многих советских архитекторов.

Участок школы по улице Каляева, 3б, в том же районе (Дзержинском) оказался еще более сложным. Прежде всего он был недопустимо мал: площадью всего 0,16 га (40,76 м по фронту и 38,73 м в глубину). Ориентация же фасадной линии на север и почти сплошная застройка по трем остальным границам делали его еще менее пригодным даже для малой школы. Но острая нужда в школах и полное отсутствие в окружающем районе других свободных участков вынуждали использовать его для этой цели.

Сделанный мной первый эскиз решал задачу следующим образом. Основной объем здания состоял в каждом этаже из частично расширенного рекреационного коридора с окнами, обращенными на север, четырех классов (одного, выходящего в коридор торцом) и еще одного-двух небольших вспомогательных помещений. Основной объем здания ставился с некоторым отступом от красной линии таким образом, что два его узких выступа, в которых располагались лестничные клетки и уборные, образовывали небольшой курдонер с палисадником, отделявший школу от улицы. Второй отступ, у левой границы участка, заполнялся декоративной лоджией, которая оформляла проезд (проход) в школьный двор. При этом приеме не хватало четырех помещений по одному оконному модулю каждое, т. е. площадь пригодных для использования помещений в основной части здания соответствовала 55 модулям вместо необходимых по программе 59 модулей. Кроме того, объем здания в этом варианте вырастал против заданного программой за счет удлинения и без того несколько узкого коридора (шириной 2,5 м) в целях его использования как единственного рекреационного помещения. Поэтому первоначально намеченное решение внешнего архитектурного облика школы, на первый взгляд интересное и выделяющее здание из соседней типично петербургской жилой застройки, оказалось неприемлемым.

Второй, осуществленный, вариант проекта, который был разработан мной совместно с архитектором Н. М. Уствольской, основан на симметричной композиции плана и объема здания с четырьмя «оборотными» классными помещениями (с торцовым входом), которые в двух случаях использованы как классы, а в двух других — под квартиру директора и буфет. При этом решении кубатура здания оказалась на пределе (7500 м³), а планировка все же производила впечатление затесненной. Характерного для школы внешнего образа здания нам найти не удалось, и только большие глухие плоскости в боковых западающих частях фасада в какой-то мере выделяют здание из примыкающей к нему жилой застройки.

В следующем, 1936 г. мне пришлось еще раз решать подобную задачу и построить школу на 400 учащихся. На этот раз школа проектировалась на столь же сложном и малопригодном участке, но в более ответственном в градостроительном отношении месте — на набережной Робеспьера, восточнее Литейного моста.

Небольшой по размерам участок (примерно 60×40 м) своим длинным лицевым фронтом обращен на набережную, т. е. на северную сторону горизонта. Тремя другими сторонами он соприкасается с существующей плотной застройкой квартала, причем южный фронт его застроен и затенен в меньшей степени, чем боковые.

В архитектурно-планировочном задании на проектирование школы подчеркивалось градостроительное значение застройки этого участка, выходящего на главнейшую водную магистраль города — реку Неву. Это обстоятельство продиктовало расположение здания вдоль набережной, но в то же время, учитывая его ориентацию и конкретные условия квартала, требовало неполной застройки всего фронта, с сохранением разрывов между школой и соседними домами (для лучшего проветривания участка). В связи с этим надо было подумать о таком оформлении оставляемых разрывов, которое одновременно прикрывало бы малопривлекательные торцы, глухие брандмауэры и дворовые фасады застройки соседних участков и обеспечивало свободный доступ воздуха внутрь квартала. Прилегающий к левой границе участка, выходящий на набережную торец соседнего двухэтажного дома согласно архитектурно - планировочному заданию предполагалось в дальнейшем надстроить до заданной высоты школы, т. е. до четырех этажей. Все это предопределяло длину здания школы по фронту максимум в 40—50 м. Кроме того, ориентация участка требовала размещения классов окнами преимущественно на юг, т. е. во двор, светлых коридоров-рекреаций и санитарных узлов — на север, т. е. на Неву. Эти соображения помогли наметить первоначальный архитектурно-художественный образ здания, его общую объемно-пространственную структуру.

Так сложилась симметричная по фасаду композиция: в центре — само здание, по бокам — декоративные арки-проезды; фасад здания представляется в виде решетки крупных окон, освещающих коридоры-рекреационные; размещение по фасаду лестниц и уборных делало желательным устройство двух боковых ризалитов с глухими фасадными плоскостями и окнами в их боковых стенах. В воображении возникали общие черты архитектурной композиции: за гранитом набережной возвышается обращенное к Неве четырехэтажное здание, состоящее из прорезанной оконными проемами стены центрального объема, глухих массивных ризалитов и двух ажурных декоративных боковых частей. В тот момент стилевой характер здания еще не был установлен.

Далее началась проверка и уточнение первоначальной мысли путем детальной разработки плана. Основной модуль плана школы — класс с его твердо зафиксированной площадью и размерами и условия участка позволили быстро решить задачу, хотя и не совсем так, как это вначале представлялось. Необходимость строгого соблюдения пожарных разрывов и пожелание иметь не более одного «оборотного» класса на этаж заставили нас отказаться от симметричного решения объема здания со стороны двора и одно из классных помещений повернуть торцом к коридору; использовано как класс оно только в третьем и четвертом этажах, во втором этаже в нем устроен буфет, в первом — квартира директора.

Переходя затем к конкретизации внешнего образа школы на набережной Робеспьера, я исходил из того, что стилевую характеристику архитектуры здания должны определять в основном классическая архитектура исторической центральной части города, застройки его набережных, река Нева с ее просторами. Монументальный характер архитектуры гранитной набережной и ее застройки подсказывал соответствующее ему архитектурное решение и новой школы. Поэтому в первом эскизе я нарисовал парадный монументальный фасад в большом коринфском ордере. Идея эта получила свое завершение в проектном задании. Фасад на этой стадии отличался от эскизного только числом колонн в центральной части здания (четыре вместо пяти) и отказом от скульптурных фигур на аттике. При утверждении проектного задания мне было справедливо указано на чрезмерную монументальность фасада. Впрочем, в то время я и сам это чувствовал. Конечно, я мог бы без труда сделать фасад более легким, заменив трехчетвертные колонны пилястрами небольшого рельефа. Но меня не удовлетворяло другое: в столь помпезной архитектуре не было ничего современного, она была ретроспективна, стара и по существу не соответствовала внутреннему содержанию здания советской школы. Поэтому в процессе разработки технического проекта я продолжал поиски иного, более современного характера архитектуры.

Начались они с отказа от большого ордера, боковых «триумфальных» арок и общего облегчения декора. Так, среди других появился эскиз, в котором классический ордер еще сохранился, но стал уже более легким и «человечным», а боковые арки превратились в монументальную, но достаточно легкую ограду. Детали фасада — карниз, наличники и обрамление окон были упрощены и модернизованы.

Однако все это было еще не то, чего мне хотелось, а именно — придать зданию более современный вид, иными словами, отразить в нем время его сооружения, сделать его созвучным эпохе.

Удовлетворять потребности общественного человека в нужных ему зданиях — это значит одновременно отражать в произведениях архитектуры и жизнь общества. Прежде всего во внешнем облике здания, в его объемно-пространственной композиции, в распределении, размерах и пропорциях окон и в ряде других, самых разнообразных деталей, в характере увязки здания с окружением, должно быть отражено его назначение. Целая система выразительных средств, присущих архитектуре как искусству, служит этому отражению и дает возможность архитектору в зависимости от его мастерства, создавать в одних случаях более, в других менее яркий, запоминающийся художественный образ здания. Стилевой характер архитектуры, естественно, должен соответствовать своему времени. Так зачем же затушевывать новый характер здания, украшая его фасады декоративным нарядом, возникшим под влиянием каких-то других условий, отвечающим своим особым эстетическим закономерностям, выражающим совсем иные идеи? Зачем облекать здание, например, в формы классической архитектуры, пусть прекрасной, но уже чуждой?

Без большого преувеличения можно сказать, что производственно-технические средства архитектуры, а именно строительные материалы и конструкции, к середине 1930-х годов у нас еще мало ушли вперед со времени основателя города Петра I. Поэтому надо было либо использовать ранее созданные средства архитектурно-художественной выразительности, возникшие на основе строительной техники и эстетических взглядов прошлого, что казалось мне неверным, либо пытаться заново создавать архитектурные формы, которые позволили бы отразить во внешнем образе здания его новое функциональное и идейное содержание и не вступали при этом в противоречие с достигнутым уровнем строительной техники.

Передо мной, как и перед многими моими товарищами архитекторами, не раз возникала эта сложная проблема. Решение ее я искал на пути критической переработки и модернизации классических архитектурных форм, обязательно остающихся в соответствии с состоянием строительной техники и материально-технической основой здания, с тем чтобы они лучше раскрывали в архитектурном образе новое содержание, полнее отражали современную действительность.

Мои искания в этом направлении нашли отражение во многих моих работах. Это Дворец культуры имени А. М. Горького, административное здание на Литейном проспекте, баня на улице Чайковского, жилой дом Ленсовета на Московском проспекте в Ленинграде, здание мединститута в Алма-Ате и ряд других зданий и сооружений, а также неосуществленные проекты, например, несколько вариантов проекта ленинградского крематория.

Таким же путем я пошел и в дальнейшей работе над проектом школы на набережной Робеспьера. В последнем варианте проекта, по которому здание было построено вчерне, начальный замысел объемно-пространственной структуры здания, оставшийся в своей основе неизменным, получил в характере трактовки деталей иное выражение, как мне кажется, более свежее и своеобразное. Я проверил это решение на модели, и оно встретило безоговорочную поддержку в Архитектурном совете Ленинграда. Проект был в 1936 г. утвержден, здание построено и сдано в эксплуатацию, впрочем, как и ряд других школ строительства середины 1930-х годов, временно без наружной штукатурки и отделки фасадов; не осуществлены были также и боковые каменные ограды-ворота. В таком виде здание просуществовало до 1946 г., когда в связи с проводившимися большими работами по послевоенному восстановлению и благоустройству города возник вопрос о завершении наружной отделки фасадов школы.

Однако при уточнении архитектурно-планировочного задания мне было предложено переработать фасад и, не меняя по возможности уже существующей конструктивной основы, придать ему вошедший тогда в моду и чуть ли не ставший обязательным характер классической архитектуры. При этом я должен был изменить вертикальные членения в духе лучших образцов «петербургской классики».

Моя, как мне казалось, достаточно удачная попытка ограничиться в основном изменением членений и разбивкой модернизованного ордера на два яруса не получила одобрения. Дальнейшая работа привела меня к традиционному, но вместе с тем более шаблонному решению, которое, хотя меня и не удовлетворяло, но было осуществлено.

Нельзя не признать, что после переработки фасада школы общий фронт застройки набережной стал спокойнее и единообразнее, но свежесть и выразительность художественного образа нового здания, включенного в ансамбль архитектуры XIX века, по-моему, были при этом все же утрачены.

Если бы эта архитектурная задача в тех же точно градостроительных условиях и при той же программе проектирования была поставлена теперь снова, то, конечно, я решал бы ее иначе, в соответствии с теми изменениями, которые жизнь внесла в архитектуру и строительство.

Наше социалистическое общество успешно идет к коммунизму. Перед архитектурой встали новые задачи. Они потребовали максимальной индустриализации всего строительства и создания мощной материально-технической базы, основанной на новой, передовой строительной технике, с учетом отечественного и прогрессивного зарубежного опыта. Это, в свою очередь, привело к коренной перестройке творческой направленности советской архитектуры.

Сейчас мы твердо знаем, что художественные задачи могут решаться только при условии освоения и широкого использования современной передовой строительной техники, которая становится сегодня основой нашей творческой практики и дает архитектору полную возможность создавать архитектурные произведения, достойные эпохи развернутого строительства коммунизма.